Автор: Натаров В.А.   
Вернувшись в общежитие, я рухнул на кровать и проснулся только в полдень. В последний день весенних каникул ласково светило солнышко, было тепло и сухо. Наши собрались играть на полянке в футбол с болгарами. Растолкали и меня. Я с огромным трудом добрел до поляны, молча встал в ворота и тут понял, что не хочу двигаться. Я честно предупредил своих, что если мяч будет лететь в меня, я его, пожалуй, отобью, если рядом с ногой — даже не пошевелюсь — пусть влетает в ворота! Простояв таким пугалом полчаса и пропустив три мяча, я снова пошел спать.
Окончательно я пришел в себя за неделю: как раз был объявлен перерыв в тренировках. На первом занятии после гассюку я почувствовал, что Ёсукэ был абсолютно прав: качество выполнения техники каратэ заметно улучшилось, движения стали естественнее, свободнее и в то же время — резче и концентрированнее. На состоявшихся вскоре экзаменах я получил коричневый пояс — второй кю. С апреля в университете начался новый учебный год, мои друзья-каратисты и я стали самыми старшими в клубе каратэ и теперь на построениях занимали первый ряд. Пришедшие в клуб новички демонстрировали нам признаки почтительности и громко с поклонами здоровались при встречах на улице.
В последующие два месяца — с середины апреля по середину июня — мы тренировались в ставшем для меня привычным ежедневном режиме. Моя техника день ото дня улучшалась. Более того, я стал замечать, что мне не хватает шести занятий в неделю, и добавил к ежедневным утренним пробежкам воскресный кросс, а также самостоятельную тренировку по каратэ.
В воскресенье я выбегал часов в девять утра и по тропинке вдоль речушки Канамэ за сорок минут добегал до известного среди советских студентов магазина уцененных товаров «Дайкума», что примерно в восьми километрах от университета. Потом возвращался назад, и на поляне рядом с Будоканом делал ката и отрабатывал удары по макиваре [iii] . Иногда я спускался в тренировочный зал, где можно было поколотить по всевозможным грушам и мешкам. К полудню я возвращался в общежитие — его обитатели только начинали пробуждаться после субботних вечеринок — и вливался в обычную студенческую жизнь.
В середине июня, буквально в один и тот же день, в моей токайской жизни произошли два знаменательных события. На очередном занятии по японской устной речи преподаватель Исии-Сэнсэй сказала:
«25 июня состоится очередной ежегодный Всеяпонский конкурс японского языка для иностранцев. До отборочного тура допускаются все желающие иностранцы, проживающие в Японии не более трех лет. В финальную часть выходит пятнадцать человек, которые по очереди должны выступить с пятиминутной речью на японском языке перед аудиторией в две тысячи человек. Финал конкурса будет транслироваться на всю Японию. Организаторы — МИД Японии, телевидение Эн-Эйч-Кей [iv] , газета «Асахи». Я понимаю, что вам очень трудно конкурировать с теми, кто работает и учится в Японии два или три года, но я рекомендовала бы попробовать…»
Исии-Сэнсэй назвала фамилии трех наших студентов, в том числе и мою.
Я был удивлен. Дело в том, что за месяц до этого прошел подобный конкурс на лучшую речь на японском, но в рамках университета «Токай». Я, по моим понятиям, выступил там средненько, хотя все отметили необычный заголовок и тему. Моя речь называлась «Начинающим — поклон!», где я рассказывал о своих впечатлениях от занятий каратэ, делая особый упор на взаимоотношениях между старшими и младшими, отдавая должное терпеливости последних.
В выступлении я делал вывод, что младшие, вытерпев отпущенные на их долю испытания, через пару лет, став старшими, будут отыгрываться на младших, подвергая их точно таким же испытаниям: пинкам и подзатыльникам во время тренировок, дежурствам «Чего изволите?» во время сборов. Речь заканчивалась ехидной фразой: «История повторяется, не правда ли?»
Оставив нас троих в аудитории, Исии-Сэнсэй сказала: «Вам надо будет через три дня отправить на отборочный тур конкурса письменный вариант своего выступления, аудиозапись, анкету и фотографию. Если вы пройдете в финальную часть конкурса, я буду заниматься с вами дополнительно: вы все довольно скованно держитесь у микрофона».
Как водится, я оставил подготовку к отборочному туру на последний вечер. Вернувшись с тренировки, я сначала старательно переписал текст выступления на специально разлинованные листы для письма иероглифами — гэнкоёси. Получилось восемь листов. Потом я стал начитывать текст на магнитофон. Прослушал запись. Не понравилось. Переписывал раза четыре, потом понял, что выше головы не прыгнешь, и успокоился. Ближе к часу ночи я, наконец, заполнил анкету, сложил ее вместе с текстом и кассетой в конверт и тут только хватился, что у меня нет фотографии!
Утром вместо пробежки пришлось идти к станции поездов под названием Онэ: там был автомат по срочному изготовлению фотографий. Название станции было немножко смешным и особенно веселило китайцев: иероглифы, из которых состояло название станции, можно было прочитать и как «Дайкон» — редька.
В автомате по изготовлению фото я, толком не выспавшийся, сел как-то криво, опустив подбородок на грудь, смотрел в экран исподлобья. Когда я увидел получившуюся фотографию, то сам себя не узнал. Но дело было сделано. Я запихнул фото в конверт и отдал его перед занятиями для отправки в учебную часть.

Источник: www.shorinryu.ru